Серый маг - Страница 26

— Да, я дурак, — спокойно признал Оглобля. Развернулся, бросил через плечо: — Живите.

Скрипнула калитка, под ногами хрустнул утоптанный снег. Воин подставил лицо ветру и солнцу, глубоко вдохнул свежий морозный воздух. За спиной еще визжала Ксанка, злобно орал Доран. Но это уже не волновало Оглоблю. Мир исчез, растворился в белом сиянии снега.

Дорога стлалась под ногами грязно-белым ковром. Оглобля шел, ничего не замечая. Слышал окрики, видел каких-то знакомых. Но не реагировал… Пытался найти в себе боль, но не мог. Старался отыскать хоть что-нибудь. Но все пожрала пустота. Люди — одинаковые связки соломы. Таких сжигал целыми сотнями на границе. За то получал награды от командиров. И хотя помнил, что живые существа… что умеют чувствовать и мыслить, но в душе надломилось нечто важное. В ушах эхом отдавались слова брата-оборотня. По щекам стекали слезы. Замерзали, скатывались по нагруднику твердыми комочками.

Огневик очнулся за воротами деревни. Впереди виднелись заснеженное поле, лазурный небосвод, белесая дымка и темная полоска леса. Ветер гнал снежную крупу, закручивал в небольшие вихри. В небе метались черные точки птиц. Солнце застыло в зените, изливало на землю прохладные золотистые лучи… Свобода. Пустота. Но где-то там есть ответ на вопросы.

Витар с удивлением глянул на руку, затянутую в толстую кожаную перчатку. Пошевелил пальцами, хмыкнул чему-то своему. Начал поворачивать голову. Но сдержался, закусил губу. Шагнул вперед, неспешно побрел по дороге. Тох ошибается, настоящая свобода есть. Гар найдет свободу. А если нет, отыщет нечто другое. То, что поможет душе ожить…

Пернатого падальщика терзал жуткий голод. Вот уже второй день как в желудке поселилась мерзлая пустота. Сугробы укрыли землю толстым белым саваном, лишили пищи. Леса опустели, стали неприветливыми. А в городах поджидало множество опасностей: стаи конкуренток-ворон, мальчишки с рогатками и самострелами, ручные ястребы. Старый падальщик целыми днями летал в поисках хоть какого-то пропитания. Но без толку терял силы. А сегодня, когда голодная смерть начала сковывать крылья, ворону явилось знамение. Инстинкт, зов, предчувствие — можно назвать по-разному. Но суть оставалась неизменной. Предвестник Тьмы понял, куда нужно лететь. Собрался с силами и покинул лес, направился на запад…

Ветер постепенно крепчал. Воздушные потоки становились яростнее и жестче. Били и трепали черную птицу. Вырывали перья, тащили в коварные ямы. Ворон устало сопротивлялся. Поймал восходящий поток и набрал высоту. Осмотрелся с любопытством, удовлетворенно каркнул. Предчувствие не обмануло. Великая Хозяйка пожалела одного из верных слуг, дала пищу. А значит, он поживет еще немного. Предвестник Тьмы заложил широкий круг, начал снижаться по пологой спирали.

…От Порт-Дола мало что осталось. Два-три относительно целых дома на окраинах, часть крепостной стены. Остальное обратилось в груды камней и дерева, рассыпалось пеплом. Ветер гонял прах, смешивал со снегом. Заунывно свистел в обломках, колыхал дымовые завесы. Над останками города нависло мертвое небо. Тучи подобны твердой коросте. Вязкие, неподвижные и грозные. Там, где располагалась площадь, царило запустение. Здания разрушились почти до оснований, мостовую засыпали горы мусора. Невдалеке обглоданной костью возвышалась часть стены молельни. Глубокие трещины избороздили камни, кладка держалась на честном слове. Сохранилась часть лепнины: лик мужчины, замкнутый в солнечный круг. Но если ранее изображение внушало благоговение, то теперь казалось уродливым. Отблески пожаров делали бога похожим на отвратительного безумца.

Хлопнули крылья. Ворон приземлился на обугленное бревно, хрипло каркнул. Пару минут старательно чистил перья, приводил себя в порядок. Затем наклонил голову, с любопытством осмотрелся… Пламя и сор, дым и пепел. На огрызках деревьев и камней пятна застывшей крови. Чуть поодаль обугленный человеческий скелет. Рядом пировали стервятники — большие толстые крысы. Пищали, отталкивали друг друга. Дрались за кусочки паленой плоти.

В облаке дыма промелькнуло бледное пятно. Чуткий слух падальщика различил скрип, слабый стон. Пернатый без колебаний спрыгнул с бревна. Спланировал на гору обломков, принялся разгребать мусор. Вскоре показалась грязная исцарапанная человеческая кисть. Крепкий клюв ударил подобно клинку. Прорвал кожу, выдрал кусок мяса. По запястью хлынула кровь, полилась на камни. И одновременно раздался глухой стон, покрывало мусора дрогнуло.

Ворон испуганно каркнул, отлетел в сторонку. Взвилось облако пепла. Обломки разошлись, человек приподнялся. Миру явился лик того, кто умудрился выжить в разрушенном городе. Высокий худой мужчина, высушенный и изможденный. Балахон испятнан кровью и гарью, изорван до невозможности. Щеки и лоб покрыты черной коркой. Из мелких царапин сочилось алое. И лишь глаза безумно сверкали в глубоких впадинах. Белки в густой сетке лопнувших капилляров. Зрачки широкие, невидящие.

Человек попытался встать. Но с глухим стоном упал, скатился по обломкам. Разбитые обожженные губы зашевелились, в горле заклокотало и забулькало.

— За что, Господи?.. — прошептал Бьярни Торвальдсон. — Почему не защитил детей своих? Почему отдал на растерзание темным тварям?.. Неужто грядет Суд? Кара за грехи наши… кара!..

Последнее слово служитель почти прокричал. Выгнулся дугой и вонзил скрюченные пальцы в покрывало холодного пепла. Но вскоре успокоился, кое-как поднялся на ноги. Спотыкаясь и пошатываясь, взобрался на груду обломков, огляделся.