— Очень умно, — проскрипел Торвальдсон. Улыбнулся и бросил взгляд через плечо настоятеля. — Но боюсь, Эр-Денир не придет на помощь. Я найду и его… в конце концов. Ни один оскверненный Тьмой не уйдет от армии Господа.
— Что тебе нужно? — охнул Авестий, прикрывшись рукой от яркого сияния.
— Правды, — твердо ответил оборванец. — Правды и торжества Света!..
— Но мы идем одним путем! — просипел настоятель. Побледнел, беспомощно ухватился за дверь. — Молимся и служим Алару!..
— Да ну? — хмыкнул Бьярни, с презрением оглядел богатую лепнину и украшения. Шумно высморкался, растер ногой по полу. — Вы никогда не следовали Заветам, насыщали утробы. А полуправда хуже лжи… Так сказал Светозарный.
Яростный порыв ветра ударил в старика и бросил на пол. Мантия разошлась, показались дряблая морщинистая шея и грудь, поросшая седыми волосами. Настоятель попытался приподняться, но не смог. Сила давила подобно раскаленному молоту. Жгла, пригибала к каменным плитам. В теле поселилась слабость, мышцы отказали. Несмотря на мороз, на лбу выступили капельки горячего пота. Авестий сумел немного воздеть голову, с ужасом и бессилием посмотрел на врага.
— Что тебе нужно?
— Светозарный осенил меня благодатью, — серьезно и сурово произнес Бьярни. Сделал широкий жест рукой, нахмурился. — Все, что ты видишь, поражено заразой тварного. Тьма наступает, мир рушится. Скоро грядет Страшный Суд. Алар явится и будет отделять зерна от плевел. Я же пророк его… Если не смогу предотвратить гибель Сущего, так приведу агнцев к пастуху.
— Ты разрушаешь… — прохрипел иерарх.
— Чтобы создать нечто новое, надо уничтожить старое, — уверенно сказал Восставший. — Но я сумею и первое, и второе… Люди будут жить по Заветам. Будут славить и чествовать Всевышнего.
— Ты сумасшедший! — взвыл Авестий. Задрожал, попытался отползти прочь. — Сумасшедший!.. Сам Алар дал человеку свободу воли. Заветы призваны указать общее направление, но никак не путь. Зачем Творцу стадо баранов? Богу нужны гордые и свободные…
— Так кто же из нас еретик? — неожиданно громко вскричал Торвальдсон. Театрально раскинул руки и покрутился на месте. — Сказано в стихе двадцатом Завета пятого: «Человек — раб божий. Человек должен чтить и любить отца своего. Ибо лишь в этом состоят предназначение и истинный путь к Свету!..»
Безумный хохот врага взлетел к небу. И тут же из коридора послышались топот множества ног, крики и грохот. К вящему изумлению и ужасу Авестия, за ними последовали могучие толчки святой магии. Затем вновь послышались крики, бульканье, удары… Запахло гарью, из приоткрытой двери потянулся дым. Вдалеке заметались тени, показались горожане. На губах расцвели мечтательные улыбки, лица одухотворенные, светлые. Оронцы поймали кого-то из младших послушников. Вспороли парню живот, молились и пели…
— Что ты творишь? — гневно вскричал иерарх. — Ты… ты…
— Я очищаю мир от скверны, — просто ответил Бьярни. Опустил руки, подошел к служителю и осенил солнечным знамением. — Покойся в Свете, брат. Я буду молиться за твою душу…
— Ты не сможешь. Тебя остановят.
— Я так не думаю, — улыбнулся Бьярни. — Со мной Бог.
— Проклинаю! — с силой в голосе произнес Авестий.
— Благословляю! — проскрипел в ответ Восставший. Визгливо и неприятно засмеялся, возложил ладонь на голову старика.
Яркая вспышка изгнала тени внутри храма. Ветер пугливо затих, спрятался за холмом. Из маленького разрыва в тучах вырвался одинокий луч солнца. Прошелся по затейливым фрескам, колоннам. Упал на пол и с любопытством пробежался по горстке серого праха, которая осталась от настоятеля…
Бьярни Торвальдсон подошел к парапету. Оперся на перила в том месте, где еще пару минут назад стоял иерарх. Взглянул поверх столбов дыма и языков огня. Пробормотал, словно в полубреду:
— Я приду на крыльях ветра, осененный благодатью божьей… Никто не избегнет праведного и справедливого Суда. Ждите, твари Востока! Скоро доберусь и до вас…
— Твою мать! Стрелок, долго еще ноги бить? — проворчал громадный звероватый детина. — Третий день в грязи плещемся. В деревню бы зашли… можно девочек выбрать помягче, самогоном желудок погреть…
Боец стряхнул травинку с панциря, прислонился к молодой осине. Деревце заскрипело и наклонилось. Сквозь переплетение ветвей показалось тусклое небо, затянутое облаками. Далеко на востоке виднелась светлая полоса, алая нить зари. Робкие солнечные лучи прошили мелкий подлесок, выхватили из полумрака темные силуэты людей… Оборванные и грязные, в старых доспехах, увешанные оружием с головы до ног мужчины. Лица озлобленные, несущие печати разврата и жестокости. Любой обыватель при виде такой компании сразу задал бы стрекача — с разбойниками шутки плохи.
— Почти пришли, — невнятно буркнул Витар. Скинул перчатки и погрел дыханием озябшие пальцы.
— Тебя спрашивали, Дубина? — процедил воин. Сжал кулачища и горой навис над огневиком.
Разбойник был широкоплечий и высокий, шея толстая, как у быка. А вот голова непропорционально маленькая и лысая. Уши оттопырены, нижняя губа чрезмерно толстая. Лоб низкий, что свидетельствовало о недалеком уме. Под массивными надбровными дугами в кучку собрались маленькие глазки и бесформенный нос. Чуть ниже — широкий, как у жабы, рот и тяжелый подбородок. Щеки покрыла трехдневная щетина, зубы кривоватые и желтые…
— Я не Дубина, я Оглобля, — равнодушно парировал Гар, невзначай прикоснувшись к метателю.